THE ELDER SCROLLS ROMERO AVEN Ромеро Авен

---

richard armitage & garrett hedlund as young

Возраст, род занятий, раса: 34 года // вор-одиночка без гильдии, другими словами, вольный авантюрист, искатель приключений и чужих кошельков // норд. Ссылка на акцию

---

● Характер и биография:

[indent] Говорят, создать что-то из ничего невозможно. Ну, Ромеро не потребовалось слишком многого, чтобы потрудиться для чего-то подобного, ведь изначально он буквально был никем. Сиротка, завернутый в захудалую мешковину и подброшенный любезно… Нет. Не под порог сиротского приюта, а перед Святилищем Мары. Где в свете очагов у самого храма богини и был найден неизвестный никому младенец. При нем не было ни одного отличительного знака, записки, хоть чего-то, а потому и опознать ни откуда он, ни кем является не получилось. Ребенок без прошлого был на время принят храмом. Ведь Мара славилась своим состраданием и поклонялась как богиня любви, богиня-мать и покровительница плодородия. Нашлись некоторые добрые служители храма, кому появление младенца показалось ничем иным, как знаком свыше от самой Богини, а потому и бросать на произвол судьбы малыша не стали, ведь слухи о ужасном сиротском приюте были уже тогда, и не только в стенах самого Рифтена.
[indent] Его вырастила жрица храма, Диния Балу – данмерка, что посвятила всю себя Маре и служению ей. Именно эта женщина дала Ромеро его имя и воспитала его. Пока паренёк рос, то был полностью погружен как в жизнь храма, так и в саму веру богине Маре. Не редко принимал активное участие в проведении церемоний, помогая Динии с заключением брака всем желающим прихожанам храма. Каким-то внутренним предчувствием, заглядывая в лица и глаза тех, чьи судьбы связывались в единый узел, Ромеро видел, что не все из них искренни. А само благословение Мары получает далеко не каждый. Пожалуй, это был первый камень, что был брошен в душу мальчику, и начал рушить его веру в людей и искренность их чувств.
[indent] В сам Рифтен мальчишка, которого жрецы храма и многие прихожане называли не иначе как «малой» или «подкидыш Балу», спускался из храма крайне редко. В городе с ним особо не хотели вести ни дел, ни разговоров. Взрослые в лице торговцев, горожан и стражников его по большей части игнорировали. А для сироток, что буквально под боком жили в Благородном сиротском приюте, он навсегда был изгоем и чужаком, ведь по словам тех немногих – жил он при храме в тепле, достатке и не бедствовал, а потому не заслуживал их внимания и дружбы. Поэтому, загнанный буквально в клетку, стены которой граничили с территорией храма Мары, Ромеро начал изучать свой дом с самого высокого шпиля храма, до самых мелких и спрятанных дверей и ходов в подвалах. К своим десяти годам, мальчишка облез и исследовал почти весь храм. Запретными местами для ребенка от жрецов стали Зал мёртвых и склепы с усыпальницами на кладбище, находящимся за храмом.
[indent] И всё-таки в 13 лет любопытный подросток, не смотря на запрет, обследовал старую усыпальницу в самом центре кладбища, и внезапно обнаружил потайной ход, как он думал, в подвал или Зал мёртвых. Но вот так сюрприз, Ромеро в тот день обнаружил не что иное, как тайный ход в пристанище известной на весь Скайрим Гильдии воров. В прочем, не смотря на всю свою удачу, был почти тут же пойман с поличным и сдан главе гильдии. Честно, всего на мгновение Ромеро испугался и был готов ко всему, но самое главное – к смерти, ведь не хорошо, когда про гильдию слишком много узнаёт простой люд, это и так понятно, еще хуже, когда какой-то ребенок собственными силами может пробраться в самое сердце гильдии. Но внезапно, вместо тихой и скоропостижной смерти, и брошенного тела в канал Рифтена, он заинтересовал главу. Увидал ли тот что-то, или это было простое любопытство и потеха над ребенком главы и других членов, но Ромеро дали шанс проявить себя и стать одним из них. Задание своровать три кошелька на торговой площади было не таким уж и сложным. Ловкие руки ребенка, низкий рост и обноски, вот что стало его преимуществом. А проникнуть по заданию в гильдию обратно через другой, более тернистый путь, было так же не слишком сложным. Вход через Крысиную нору даже не старались спрятать.
[indent] В итоге, став одним из членов Гильдии Воров, Ромеро решил взять для себя новую фамилию, став теперь Ромеро Авеном. Бед для храма Мары и для названной матери Динии он не желал, а потому решил покончить с прошлым, чтоб не навлечь бед для тех немногих дорогих ему людей. Галл, как текущий глава Гильдии присматривал за ним и учил всяким приемчикам. Не только глава, были и другие старички здесь, что не без веселья помогали крепко встать на ноги молодняку вроде самого Ромеро. Делвин с Гловером, а также Тонилла потратили не один день, чтобы из безрассудного ловкача, что не попадался лишь благодаря какой-то божественной удачи, Ромеро превратился в мастера своего дела. За пять лет, он освоился, как и в гильдии, так и на дорогах Скайрима, прикарманив не одно золотое колечки или кожаный кошель с золотом. Брин, другой юнец среди воров был на многих заданиях с ним, став Ромеро почти братом, которого никогда не имел. За ту молодость, что прошли они вместе, могли не редко не поделить красотку в пышной юбке в трактире, или задания от Делвина. Но вот с наградой было всегда все честно и поровну. Чей недовольный голос и скрежет зубов Ромеро никогда не переносил – так это Мерсера Фрея. Один из тех скользких типов, что могли быть крысой, даже среди воров. И это многое о нем говорило. Авен его терпеть не мог, и почти никогда не общался. Кажется, это было взаимным. Терпеть им друг друга, к слову, пришлось не слишком долго. В тот день, когда Гильдия Воров лишилась своего лидера Галла, Ромеро тоже не задержался там слишком долго и ушел вслед за Карлией и другими. Он не желал оставаться под руководством Фрея и предпочел братству – одиночество. Что было для него не слишком новым и почти привычным.
[indent] Он соврет, если скажет, что почувствовал себя свободным и вольным, словно ветер. Да, его вела дорога приключений. И обойти он сумел не только окраины Рифта, но и весь Скайрим, в конце концов, не ограничившись даже им. Почти за десять лет странствий, Ромеро обошел половину Тамриэля. Бывал он проездом и в Солитьюде, и в Хай Роке с Хаммерфеллом. Обошел он так же и Морровинд. А заглянув перед возвращением на родину еще и на остров Солстейм, к своему удивлению встретил там старину Гловера, что решил забросить воровскую жизнь и дожить на этом крае мира жизнью честного работяги, что занимался кузнечным делом. Долгим было его приключение, но бегать вечно начинало уже и надоедать. Уже ступив на земли родного Скайрима в порту Виндхельма, Авену один из босоногих доходяг передал записку от «друга», что приглашал его на встречу где-то в северных лесах Рифта. Немного заинтригованный, Ромеро направился в сторону назначенного места.
[indent] Но также внезапно, вместо этой загадочной встречи, вор без гильдии встретил Довакина.

— Запас за свою уже достаточно долгую воровскую жизнь не маленькое состояние, есть тайники в некоторых из городов и так же «официальное» убежище, домик недалеко от Вайтрана, купленный на чужое имя.
— В карманах есть всегда припасенное золотишко, на всякий случай и с десяток отмычек. При себе пара кинжалов и легкий меч, хотя в юности славился как искусный стрелок из лука.
— Навыки карманной кражи, красноречия, скрытности и взлома выкручены на максимум. Однажды кто-то из старичков в Гильдии пошутил, что родился он с отмычкой в руке, а первый золотой стянул из фартука повитухи, из-за этого от него и отказались.
— Прекрасно знает охоту и умеет выживать в дикой местности, немного разбирается в кожевничестве и может сделать легкую броню или подлатать уже имеющееся снаряжение.
— Вступать в бой не торопится, и чаще всего решает все «мирно» используя именно красноречие. Правдой будет сказать, что Ромеро всё-таки не бравый воин, храбростью бойца и силой духа он не наделен, а потому бездумно кидаться в бой не хочет.
— Ужасно азартен и люб на развлечения, может потратить не мало золота, чтобы повеселиться и повеселить народ в таверне, где остановится. Но может достаточно легко и ловко обыграть любого в кости или карты.
— Однажды заглянув с «приятелем» в Коллегию Бардов, чтобы опустошить по заказу карманы одного неудачника, посетил урок игры на лютне, и научился играть пару мелодий. Что однажды даже спасло ему жизнь.
— Рождён явно под знаком Вора, в детстве имел милость самой Мары, но с юношества идущий путем теней чувствует покровительство самой Ноктюрнал.

● Дополнительно:
Пишу в основном как вдохновит, стараюсь конечно хоть раз в неделю, но могу и немного затянуть (пинайте). 3 лицо, посты без излишних оформлений и выделений и украшательств, птица тройка если потребуется. Могу в ау, альты, коль будет желание, так же кого-нибудь под маской взять не проблема. Ограничений особо нет, люблю раскрывать персонажа, его характер и прошлое.

● Пост:

В замке неугомонно, как и всегда, жизнь била ручьем. У слуг было слишком много забот каждый день, чтобы затихать и не работать даже час. Со стороны, казалось, что с осложнением здоровья Короля замок утих. Нет, просто пиров и торжеств стало в разы меньше. Каждый из придворных чинов (шутов) это заметил, когда казна уже не так сильно тратилась на очередное застолье. Стены красного замка не наводняли менестрели и барды, а пир не распространялся для всех и каждого. С ухудшением самочувствия отца, Эйгон меньше стал его видеть, признаться честно, он и до этого не особо частым гостем был в его окружении. Не так уж и хотел их великий правитель видеть своего первого сына, знать о его успехах, планах на будущее и, конечно же, провалах. Последних было много. Про них и говорить много не надо. Весь двор расскажет про Эйгона больше историй, чем вспомнит принц.

Сейчас, когда он в очередной раз уходит по коридорам замка в сторону одной из небольших потайных дверей, его снова никто не останавливал. Уже устали, уже поняли все, что бесполезно. Если Эйгон захочет, он найдет выход для себя где угодно. И запертые двери спальни не остановят его – всегда есть окно, через которое можно сбежать. А на высоту плевать, видали и выше.

В узком каменном коридоре, что был лишен света раздавался свист, светловолосый принц вспоминал мотив одной из знакомых ему песней, что знал уже давно, и любил заказывать у бардов в таверне. Канделябр со свечами его рука держала крепко, вялый сквозняк заставлял пламя свечей дергаться, словно маленьких танцовщиц, из стороны в сторону. Того и гляди, затухнут от очередного порыва.

У дорнийца жена хороша и нежна, Поцелуй ее сладок, как мед,

Строчки из песни в голове рисуют образ сам собой, еще несколько пролетов и поворотов, и он дойдет. Одно из самый уединенных мест в замке, изначально заросший пылью и паутиной, маленький островок свободы в этой крепости, где Эйгон еще в ранней юности обустроил свое гнездо и наводнил эти два на два метра коврами, подушками и прочей интересной лишь ему одному ерундой. Странные и немного необычные подарки из южных летних островов, книжки и свитки, наполненные пикантными и подробными историями разной направленности. Даже лютню сюда притащил однажды, обменял на один из своих золотых браслетов у барда, а тот и не был против. Еще учил его, тогда как правильно играть, правильно ставить пальцы на гриф и прочим премудростям. Тогда, юный Эйгон даже от подобной мелочи оказался в восторге, и нашел в музыке себе приятную отдушину, собственную маленькую тайну, в которую, только, никого не желал из людей посвящать. Его единственным И верным слушателем был Санфайер. Он слушал его фальшивые ноты, дрожащий голос, слушал верный дракон и когда Эйгон впервые без ошибок исполнил эту самую Дорнийскую жену, и даже послужил вдохновением, когда у принца проснулась тяга к сочинительству. Жаль, только, простого желания мало и нужен на подобные изыски реальный талант. Ничего лучше пары строк он придумать не смог. Но как считал сам Эйгон, вышли даже они не так уж и плохи.

— И чешуя твоя горит огнем как солнца свет, Полёт твой в небе как сияние тысячи комет…

Даже озвучив в слух давно сочиненные строки, муза юношу так и не посетила за эти годы, оставив лишь с этим. Эйгон давно махнул рукой на поиски своих талантов. Слишком много было в его жизни провальных начинаний, слишком часто он разочаровывался в себе сам, и разочаровывал других. Он устал от этого, а потому теперь свои увлечения хранил под семью замками, в этих темных извилистых коридорах. В своем потайном убежище Эйгон оставил с прошлых посиделок кувшин вина и литой кубок. К одной из стенок откинулась лютня. Он даже стащил сюда несколько гобеленов, что ранее висели по всему красному замку и большинство которых были сняты и преданны огню. Сам Эйгон может и не слишком многое понимал в искусстве, но красоту любил, и умел её ценить и ею любоваться. Так же сердце его дрогнуло от мысли, что такое, пускай довольно пошлое и показушное (самое оно для этого парня) наследие его предков навеки исчезнет из-за слишком узких рамок нравственности и набожности собственной матушки. «Не для себя храню, для истории…» — пытался придумать достойное оправдание он, когда сворачивал свертки и прятал их в один из своих сундуков.

Но дорнийский клинок и остер, и жесток, И без промаха сталь его бьет.

Его пальцы перебирали струны, умеючи лаская гриф лютни и подтягивая нужные колки. Несколько пробных движений, и Эйгон запел. Пока пальцы скользили по струнам, в голове стоял четкий образ горячей дорнийки. Имени этой роковой красавицы он бы уже точно не вспомнил. Но на теле и в сердце принца та оставила после себя очень яркие следы.

— Голос милой дорнийки звенит, как ручей, В благовонной купальне ее, Но клинок ее мужа целует больней, И смертельно его острие.

Вдали послышалось копошение и шум. Ничего удивительного, крысы, кошки, случайно заплутавшие детишки слуг (хотя они и попадаются реже), были случайными свидетелями и гостями его маленького убежища. И если первые могли пробежать мимо него даже не обратив внимания на принца, детишки, даже не вскрикнув, могли сорваться наутек от него подальше, словно призрака вдруг увидали. Разубеждать, догонять и ловить их Эйгон конечно не стал, и это, наверное, было даже лучше. На свой страх и риск никто повторно не решался к нему заглядывать. И сам он был уверен, сейчас мимо прошмыгнет очередная запуганная кошкой крыса, или они обе.

— Он лежал на…

Прерваться всё же пришлось, слух его напрягся, и юноша услышал снова отчетливо чей-то голос, высокий и раздраженный: — Задница! ... Дурацкая кошка…

Подняв удивленный взгляд, и встретив сияющие, словно мелкие самоцветы при этом свете свечи, глаза, Эйгон едва сдержал громких хохот и лишь фыркнул с улыбкой, к своему собственному удивлению достаточно быстро узнав гостью, пускай и прошло много-много лет…

— Неужели это один из дракончиков дяди Деймона? Что же тебя сюда привело? Неужели дурацкая кошка?