Камеры карцера созданы, чтобы сводить с ума.

Казалось бы, при всей необъятности человеческого воображения, когда дело касается причинения мук, банальные четыре стены и решётка из воронённой закалённой стали оказываются банальным, простым и чертовски эффективным решением. Не нужно тратить время и силы, чтобы сломать человека. Оставьте его наедине со своими мыслями, и он всё сделает сам.

Его хорошо обыскали, забрали верхнюю одежду, оставили только ботинки и штаны, казавшиеся непривычно лёгкими и пустыми, без всех примочек и инструментов, что мальчик из трущоб Зауна любил при себе таскать, на всякий случай.
Он не мог сказать, сколько прошло времени: по другую сторону от стальных прутьев был только освещённый лампой коридор, и в нём всегда горел один и тот же по интенсивности свет. Ни ветра, ни шума, ни намёка на какое-то изменение. Ничего.

В начале, Экко казалось, что он здесь не задержится. Перед первым сеансом допроса, он попытался сбежать, и у него это почти вышло. Его руки заковали спереди, что было их ошибкой. При конвоирующих миротворцах не было оружия, он попытал удачу. Внезапно припав к полу, Экко поднял своё тело руками, а свободными ногами раскрутился и сбил сопровождающих с ног. После такого финта, у сопровождающих не было шансов. Каким бы ты ни был крупным, на земле, без опоры – все равны, все одинаково уязвимы. Чего Экко не учёл, что в ответ на шум придёт столько подмоги. В количестве большем, чем он мог бы на себя взять и справиться. Было привычно, что «пилтошки» в форме всегда приходят своим на выручку, но он не ждал, что их может быть столько в одном месте. Больше они ошибок не допускали. Руки закованы в хитроумное устройство за спиной, ноги не расставить шире длины сковывающих их цепей. Допрос они вели неумело, без заинтересованности в результате. К несчастью, зная лично жертв головорезов Силко, Экко хорошо понимал, что выходцы с Линий куда безжалостнее проводят такие процедуры. И получают то, что им нужно, а не язвительные колкости, запасом которых лидер «Поджигателей» теперь демонстративно хвастался. Они ничего от него не узнают, кроме того, как он их ненавидит.

Самым важным казался один глупый вопрос: когда же его наконец отправят в тюрьму. Намёк на ответ никак не приходит, и это злило, выводило из себя. Как и судьба других попавших в плен после короткой битвы, случившейся в нижнем городе. Битвы. Скорее уж карательное избиение.
Сколько «Поджигателей» уцелело? Где они и в каком они состоянии? Что происходит сейчас? Какой сейчас день? Что будет дальше? Много вопросов и никакого ответа. Это сводило с ума. Как и жестокое, холодное, доводящее до дрожи осознание своего провала.
Он мог и должен был отказать Вай в этой самоубийственной затее. Он мог и должен был отдать Верхнему городу Джинкс. Её наказание было абсолютно заслуженным, и после того, что она сделала, он не мог полностью осуждать Пилтошек за их реакцию: когда проливается кровь, жажда мести просит лишь одного: чтобы её пролилось ещё больше.

Они не бросают своих – принцип, который объединял, помогал строить что-то лучшее, давал средства к достижению высшей цели. В этом они с Пилтовером схожи. Но стоило пройти через огонь и дым, остаться на пепелище, только потому что ты решил защитить своих близких. Жертвуешь одними, чтобы спасти других. Это твоё решение, и только твоё. И ответственность за него нести только тебе.
Окончательно замкнуться в мучительном кругу размышлений ему не позволил маленький светлячок, сидевший всё это время в его ботинке. Как и Экко, тот был свидетелем всего, что они пережили за прошедшие сутки. Как и мальчик-спаситель, тот был уставшим, смирным, потерянным. Маленький жучок мог раскрыть панцирь, осветить изумрудным светом камеру и улететь через отверстия в решётке, оставив заложника пить чашу заслуженных страданий в своей темнице. Но нет. Он смиренно ползал у него по руке, иногда по рваным штанинам. Иногда он взлетал, садился на голые стены из гладкого серого камня, освещал холодную камеру живительным зелёным цветом. Экко прятал его под своей одеждой, когда начинались допросы или кормёжка. И сам делился той безвкусной аморфной стрепнёй, которую давали пленнику, дабы тот не сдох. Насекомыш с куда большим рвением принимался за эту пищу. Возможно, он поэтому не улетал: темнота, сырость и еда – потребности маленького существа были простыми, ему не было дела до странных моральных дилемм, которыми мучаются двуногие существа в своих странных жилищах. Тем не менее, Экко всё равно хотелось верить, что его новый маленький друг остаётся из высшего побуждения поддержать невольника, оказавшегося в заточении по прихоти несправедливо властвующих жителей поверхности.
Скрежет и лязг оповестил мальчика о приходе гостей. Слишком мало прошло времени с предыдущего визита. Возможно, и скорее всего, он ошибался. Заключив приятеля в клетку из пальцев и ладони, Экко спрятал драгоценное создание под левой штаниной, секунду спустя ощутив на коже покалывание от касания маленьких хитиновых ножек.

Хрупкая тень на полу выдала в пришедшей худую стройную девушку. Причём одну. Интересно. Экко уже выучил протокол, по которому он должен был отойти к противоположной от решетки стенке, сложить руки за головой, смотреть перед собой. Но от выходящей от регламента колкости удержаться не удалось, несмотря на перспективу дальнейших побоев.

— Вас там недокармливают что ли? Тюремщик жрёт с того же корыта, что и заключенные?

Отредактировано Ekko (2022-12-01 04:50:00)