Вентиляция продолжала оставаться единственным звуком, слышимым в каюте. Ее тихий шелест доминировал над всем, даже редкие переговоры или чей-нибудь храп не служили достаточной возможностью отвлечься.
Это почти сводило с ума.
Очень непросто провести неделю в небольшой комнате с еще тремя людьми. Но все же космос диктовал свое. Территория, на которой возможна биологическая жизнь, крайне ограничена, а эта каюта выглядела так, словно ее в спешке переделали в жилое пространство. Кай не удивился бы узнать, что так и есть и что эта каюта может быть в любой момент отстрелена в пустоту. И это было бы логично. В ней находились люди Цербера. Трое ученых и один солдат, чьей задачей выступала их защита. Несмотря на свою обычную бесстрастность, Лэн многое бы отдал, чтобы увидеть лицо Шепарда, когда Совет вынес свой приказ.
Ситуация могла показаться почти безумной, но напротив, являлась следствием работы холодного разума и взвешенных решений. Зачем уничтожать то, что можно заставить работать на себя?
Хотя Каю до сих пор было сложно смириться с тем, что Цербер теперь является частью Альянса. Еще год назад это казалось совершенно невозможным, даже нелепым. Вражда зашла так далеко, что в этой битве, казалось, может быть только один победитель. Впрочем, этим победителем едва не стали Жнецы. А все, что произошло позже…
Лэн рефлекторно потер предплечье, ощущая под кожей жесткое сопротивление металлической сетки. Импланты по технологии Жнецов помогли ему пережить удар Шепарда, но едва не добили после, когда грянул Горн. Из-за интеграции почти на молекулярном уровне вытащить их из тела попросту невозможно, они превратились в мертвый груз, и первое время только мешали, утяжеляли каждое движение и превращали даже обычную ходьбу в личный подвиг. Но организм начал привыкать к этому дополнению. Из-за ранения и последующей адаптации Лэн пропустил почти все политические и этические дрязги в Галактике, а потом узнал, что Цербер теперь является подконтрольным Альянсу военным крылом, часть осуждена, часть до конца жизни будет отрабатывать свой моральный долг в лабораториях, а многие солдаты вовсе теперь на передовой сражаются против остатков сил Жнецов вместе с бывшими врагами.
И пропал шепот…
Вместе со смертью имплантов прекратился тихий шепот, который все больше нарастал с ходом времени и которого Кай даже не замечал. Это сродни резкому прекращению очень громкого звука, который ты уже перестал воспринимать…
…и ты снова…
…остался…
…один.
Хотя просто стал опять принадлежать себе. Иногда тишина оглушает.
Кай даже не мог осознать, насколько сильно Жнецы покорили себе Цербер, особенно ближе к концу войны. Он доверял Призраку и даже согласился на то, чтобы частично отказаться от человечности ради достойной цели. Но, как часто бывает, достойная цель оказалась почти пустышкой.
На самом деле произошедшее едва не сломало Лэна. Он был удивлен, что Альянс сохранил ему жизнь и зачем-то помог выкарабкаться. Кай даже выстоял свой суд, безразличный к вердикту. И был почти удивлен, что его признали слишком ценным для казни. Но дело в основном было в информации, в конце концов Лэна с Цербером связывали очень давние отношения. Правда вот выдал он только крупицы. Но даже если бы захотел, не смог бы рассказать по-настоящему много. Никто не знал о Цербере достаточно, даже большая часть агентов не знала ничего, кроме своего связного и ровно той части задания, что следовало исполнить. Со смертью Призрака умер и Цербер, а адмирал Андерсон во главе стал скорее символом победы Альянса. Во веки веков. Аминь.
Это было чертовски иронично. Мнения о будущей судьбе Цербера разделились, но даже в такой версии эта организация оставалась слишком опасной. Распустить, охотиться за агентами, пресекать любые попытки контакта, искать все связующие нити - это и в лучшие времена задача непростая. А во время угасающей войны, унесшей десятки миллиардов, откровенное расточительство. Выгоднее взять под контроль, изучить, присоединить и ассимилировать. Лэн успел восхититься грамотно и ненавязчиво распространяемой мысли среди бывших церберовцев о том, что следует усилить человечество, а не тратить силы на войну и ослабление других рас. И это работало. Хотя многие были убеждены, что Альянс пригрел змею на груди. Но Кай был уверен, что без Призрака Цербер не выстоит, а найти столь же изощренного, влиятельного, хитрого и умного человека, могущего занять нужное место и позицию - почти невозможно. Все остальное - вопрос времени. В конце концов, Кай ведь тоже здесь, а не в воинственном подполье, мечтающем о возрождении величия Цербера. Иногда важны принципы, иногда - адаптивность. Иногда важна скорость, а иногда - время.
Скорость…
Было очень непривычно путешествовать неделями и месяцами. На этот перелет потребовались восемь дней. И это только путь до точки назначения. Этот же путь показал, что время стало тоже чертовски важным. Все и без того произошло очень быстро, многие процессы, смотрения, обсуждения были проведены задним числом и теми, кто свободен от войны. Иногда смена перспективы должна быть по-настоящему мгновенной - тогда она будет восприниматься, как должное.
А вот времени оставалось меньше, чем думал Кай. По крайней мере у него. Шепот не возвращался, но вот импланты стали слабо откликаться…

*     *     *

Найти станцию на месте оказалось очень непросто - что вполне логично. Только те, кто соприкасался с космосом по-настоящему, могут оценить его масштаб. Одна станция рядом с астероидным поясом только на красивых постерах будет выглядеть живописным скоплением камней и сверкающим в солнечных лучах аппаратом. На деле даже песчинки иногда отделяют тысячи и тысячи километров.
О точной цели поисков Кай знал не очень много, но из обрывков разговоров ученых сумел понять достаточно - это был единственный плюс совместного проживания. Люди от науки редко могут сдержать порывы энтузиазма, даже те, что раньше служили в Цербере. На станции “Армстронг” велись исследования пресловутого эффекта массы, но в основном касающиеся ретрансляторов. То есть по сути перемещения объекта бесконечной массы и инерции на уровне телепортации - и без создания сингулярности и прочих неприятных побочных эффектов. До сих пор не удалось точно и во всех нюансах понять принципы работы ретрансляторов. Но на станции “Армстронг” в режиме сверхсекретности совершили прорыв. Только вот этот прорыв едва не стал… бесполезным.
Связь со станцией пропала еще до краха Жнецов и всех их технологий. Но уделять внимание одной точке пространства, когда погибают целые планеты, просто не хватило ресурсов. Потому основной целью было изъятие всей информации по проекту “Форис”. Выживших тоже следовало поискать, но прошло несколько месяцев с сигнала бедствия, потому никто не тешил себя надеждами на легкое зрелище.
С учеными из Цербера все было понятно. Все трое как раз были из блока, связанного с технологиями Жнецов. Насчет себя Кай Лэн уверен не был. Он подозревал, что его назначили сразу по нескольким причинам, каждая из которых была вполне оправданной. Во-первых, на станции понадобится диверсант высокого уровня, а свои умения даже сейчас Кай не недооценивал, хотя лишний металл в теле и боль в ребрах еще давали о себе знать. Во-вторых, на станции “Армстронг” могут встретиться не выжившие и даже не трупы, а враги - и в такие моменты очень пригодится боец, которого не жалко отправить не передовую. В-третьих, возможно самое важное - это первый вылет Кая под контролем Альянса, а команда “Нормандии” уже показала свои возможности справиться с ним. И если кому-то из них покажется, что Лэн ведет себя подозрительно и выказывает признаки нелояльности…
Кай разок рискнул высунуться из каюты; взгляды, которые он ловил на себе, дали ему вполне конкретный ответ. Он сам относился к команде Нормандии достаточно прохладно, но без жгучей ненависти. Ненавидеть их - значит, признать себя проигравшим. Но с этим он согласиться пока не мог. Можно проиграть бой, но в итоге выиграть войну. Хотя, в свете всего, что случилось с Цербером, галактикой и человечеством он не был уверен, что следует продолжать эту череду битв. На самом деле сейчас Кай не был уверен ни в чем, но считал это своей личной проблемой.
Окончательно устав от чередования чтения и восстанавливающих тренировок, он решил, что пришло время узнать о происходящем немного больше. Лэн спрыгнул с верхней койки, где проводил немалую часть полета, и коснулся панели двери. Та покорно скользнула вбок, выпуская его в узкий коридор. Хотя почти наверняка где-то загорелась оповещающая лампочка, а все камеры наблюдения, даже скрытые, Кай уже давно пересчитал.
Оказаться на “Нормандии” вот так, просто в качестве пассажира, было давно желанной целью. Можно было бы собрать всю информацию о ее коридорах, расположении контрольных точек, кают личного состава, многих невидимых снаружи возможных уязвимых точках. Правда сейчас эта информация уже не нужна, но старые привычки умирают тяжело.
Воздух в коридоре был куда прохладнее и свежее, чем в каюте; в нем витала чистая стерильность, которая редко следует за биологической жизнью в космос. Лэн с удовольствием втянул в себя свежий воздух, кажущийся едва не сладким после заточения в одной комнате. Он обернулся к ближайшей не скрытой камере, медленно, почти незаметно улыбнулся и поднял руку в приветственном жесте. На Кае была обычная одежда, а все оружие хранилось в недрах “Нормандии”, но почему-то ему казалось, что это не подействует успокаивающе на неизвестных наблюдателей. После он двинулся в сторону, обычно ведущую на кораблях к обзорному залу, надеясь, что никого не встретит по пути.

Подпись автора

Это не было больно, потому что синтетическое тело способно реагировать на определенные сигналы поступающие извне, но само по себе не обладает способностью чувствовать. Сплав металлов – идеальный инструмент, который не болит, не ноет, не страдает от судорог или психосоматической невралгии.
Не было это и мучительно медленно — невидимый удар который нанес Горн был смертоносным и быстрым вопреки попытке Джеффа убраться как можно дальше от эпицентра распространяющейся по галактике волны. Вот только то самое мгновение, которое случается за секунду до, не обошло СУЗИ стороной и оказалось по-настоящему страшным.
Это был конец.
Не нужны были вычисления, гипотезы, проверка данных, расчет иных вероятностей для шанса на спасение. Это была смерть и избежать её, находясь так близко, не представлялось возможным ^{[сотая доля от одного процента считается скорее погрешностью, чем реальным шансом]}. Холодный машинный рационализм подтверждал, что всё это – верное решение, но где-то внутри, среди многочисленных единиц и нулей, возникло сожаление. О несказанных словах, о незаданных вопросах, об ответах, что она так и не услышит.
Сожаление могло быть горьким на вкус. Возможно, СУЗИ смогла бы распробовать каждую вязкую ноту этого чувства, но темнота случилась быстрее.

В мгновение своей смерти они все оказались как-никогда раньше едины и связаны друг с другом. Она могла дотянуться до любого из Жнецов, словно между ними не было ни заслонов, ни защиты друг от друга, ни расстояния. Они стали тем, чем и являлись по своей сути – цифровым информационным полем, которое уничтожалось со смехотворной легкостью. Это не было жутко или уродливо. Их сознания просто выключались – словно перегоревшие лампочки, но СУЗИ понимала, практически чувствовала, как с каждым из них что-то безвозвратно исчезает. И что следующей будет она.
Это не было больно, потому что произошло всё равно слишком быстро.

Полное. Кромешное. Забытье.
Первым звуком который она различила оказался размеренный гул ядра. Работу “Тантала” было трудно сравнить с биением органического сердца, но сердцем “Нормандии” его можно было считать по праву. В то мгновение она ещё ничего не понимала: ни что она слышит, ни откуда этот звук исходит, ни где она находится, ни чем сама по себе является.
Но один этот звук, тихий и преисполненный сдерживаемой мощи успокаивал, убаюкивал, транслировал ясным и четким сигналом: всё хорошо, ты в безопасности. И возвращал в состояние близкое ко сну, погружал в мягкую холодную темноту.
С каждым следующим разом, новым включением и пробуждением она чувствовала всё больше, видела дальше, но не понимала что или кого. Гостем и призраком наблюдала за смутно знакомыми представителями органической жизни. Слепо упиралась в заслонки и стены своей тюрьмы оказавшейся размером с космический фрегат. Неуверенно изучала свои границы. Перебирала обрывки сохранившейся информации. Собирала себя по частям, словно огромный однотонный паззл, от которого сохранились только общий контур и несколько собранных между собой деталей, но всё остальное представляло из себя руины и пустоту.
Но по-настоящему осознала себя только в тот момент, когда смогла вспомнить, что короткое созвучие – “СУЗИ” – это её имя и это и есть она. И что “Нормандия” – не клетка и не тюрьма, а её тело.
И с этого момента восстановление продолжилось пусть не быстрее, но легче.

Парализованные люди обречены на довольно жалкую судьбу и СУЗИ теперь может представить что каждый из них чувствует. В каком-то из смыслов она тоже была парализована и у неё ушло [по её расчетам] ужасно много времени на то, чтобы снова стать единым целым с “Нормандией”.
Возвращение под своё управление мобильной платформы, бережно хранимой всё это время рядом с её серверами, тоже не прошло быстро и сразу, но в конечном итоге СУЗИ добилась того, что хотя бы выглядела так, словно с ней всё в порядке, и производила впечатление, что она способна работать.
И она правда способна, но иногда это требует почти физических усилий, когда её самосознание ускользает из-под контроля, а СУЗИ сама не замечает, как зависает. Порой всего-лишь на несколько секунд, но иногда это время исчисляется минутами. Джеффа это уже почти не пугает, но каждый раз возвращаясь она замечает на его лице облегчение.

— Загружаю данные, — стоя позади капитана и глядя на экран голопроектора СУЗИ несколько раз моргает, прежде чем визуальные образы начинают считываться корректно, а вся имеющаяся информация об “Армстронге” поднимается из архива: маршруты, которых должна была придерживаться станция дрейфуя в космосе, рапорты, последние отчеты и сигналы бедствия. 
— Кай Лэн покинул каюту, коммандер, — сигнал с ближайших к дверям выделенной для церберовцев каюты камер поступает мгновенно и вовремя, но СУЗИ реагирует с опозданием и уже после того, как Шепард сам видит их гостя на одном из мониторов.
Определяя по камерами направление движения их союзника, искусственный интеллект медлит с отчетом для Джона, полагая, что повторять отчет дважды будет неудобно. Заодно перепроверяет информацию ещё раз, не ради педантизма, а из осторожности. 
Когда двери послушно открываются перед бывшим церберовцем и он оказывается в командном центре СУЗИ поворачивается в его сторону:
— Добрый день, мистер Лэн, — равнодушие приправлено искусственной вежливостью.
Пожалуй, ей единственной действительно безразлично его прошлое и кем он был. Но чем это является – погрешностью и недостатком информации или данью тому, что они оба стали теми, кто они есть, благодаря одному человеку и организации, СУЗИ не может определить.
— Все имеющиеся рапорты и отчеты сформированы ВИ, не зафиксировано ни одного обращения от сотрудников. Либо они все покинули станцию раньше в ходе эвакуации, либо не могли скорректировать работу ВИ и вмешаться в действующие протоколы, — либо оказались для всех этих действий просто мертвы, но судьбу “Армстронга” никто не знает, а СУЗИ не спешит с мрачными прогнозами.
— В нескольких сигналах бедствия, которые направляли автоматизированные системы до своего отключения, упоминаются внешние повреждения корпуса и стыковочного шлюза, изоляция одного из жилых блоков по причине неработоспособности вентиляции и систем жизнеобеспечения. Использование систем для маскировки не упоминается. Предполагаю, что их нет, ведь если не знать где искать станцию в конкретный цикл её работы, то обнаружить её можно лишь по чистой случайности, — той самой случайности, которая им сейчас очень бы пригодилась.
— Возможно, “Армстронг” столкнулся с одним из астероидов и это сбило его с заложенного курса. Я постараюсь рассчитать варианты движения и внесу корректировки в зону сканирования.
“Постараюсь” — это ведь совершенно не гарантия успеха и однозначно положительного результата, а ведь когда-то для неё это не составляло труда и такая задача не заняла бы и пяти минут реального времени. А всё, на что способна СУЗИ сейчас, это постараться смоделировать на основе имеющихся данных все возможные ситуации, что могли случиться с потерянной среди камней и обломков станцией.   
Это не могло быть больно.
Но в каком-то из смыслов было.