В небо упирались заостренные колья, образовавшие кривой частокол оборонительных сооружений лагеря. Деревянные колья вгрызались в землю на расстоянии, едва не делавших все заграждение бесполезным. Казалось, что еще немного и можно было бы легко протиснуться. Но то было впечатлением обманчивым. Монголы экономили древесину. Но не в ущерб себе и своим целям. Расстояние они отмеряли с холодной, удивительной расчетливостью. С ней они подходили ко всему. Кроме, пожалуй, жестокости. Та, словно пламя земли, выплескивалось наружу, стоило жителям Цусимы проявить непокорность. Тогда начинали гореть деревни, храмы и те, кто их называл раньше домом. Отвратительный запах паленой плоти становился чем-то обыденным, постоянным и навязчивым, подобно звону в голове после хорошего удара.
И у хваленых защитников Цусимы не было сил это остановить. Так было у побережья Комода. Так было везде после. Рьюзо видел все собственными глазами. Песок длинного серпа пляжа был пропитан не только кровью самураев. Но и ронинов отряда соломенных шляп. Продолжая сражаться — все, чего они добьются — это смерти. И навряд ли благородной.
Рьюзо изучал сухую землю под ногами, не в состоянии отстраниться от грызущих его мыслей. Они были неутомимы и настойчивы, словно монгольские псы, и не давали покоя.  Мужчина вскинул голову, стараясь стряхнуть леденящее оцепенение. Чуть поодаль вокруг добротного костра сидели “соломенные шляпы”. Они были сыты, при деле и с крышей над головой лучшей, чем рваные палатки. Их лица не были ни счастливыми, ни беззаботными. Но по крайней мере теперь им не грозила смерть от голода или ран, которым не было возможности оказать должный уход. Монголы содержали его и их людей не хуже, чем самураи. Даже лучше. Но монголы были чужаками. Их порядки были чуждыми, нравы — жестокими и дикими. Не все ли равно?
Не после того, что произошло у ворот замка Симуры.
Он до сих пор помнил крики того крестьянина. И то как его синие одежды становятся черными. Лица он не видел. Слава богам, что не видел. Ронин убивал людей. Жителей острова. Но в бою. Или же за дело. Но ему никогда, никогда раньше не приходилось жечь людей заживо.
Рьюзо поднялся с войлочного тюка, ощутив, как болью отдалась рана, пришедшаяся на ребра. У Сакая был острый меч. И Джин умел им пользоваться. Но никакие навыки мечника ему не помогут. Не в этом противостоянии. Джин глупец. В своем упрямстве он погубит много жизней. Но ему не привыкать. Как и другим самураям. Глупец!
Ронин прошел мимо своих людей, направляясь к воротам лагеря. Его мысли метались как стая дезориентированных птиц. И тесное гнездо монголов не помогало их упорядочить. Из глухих войлочных кибиток несло специфичным запахом хозяев, кислого молока и горького дыма. В свете костров чернели угловатые спины лошадей,  несло застарелым конским потом, железом и кровью. Где-то по левую руку лаяли собаки. Их тяжелый лай напоминал рокот камней. Лагерь жил и жизнь эта была монгольской. Сытной, но омерзительно чуждой. Но он не ошибся. Не мог ошибиться. Сквозь заграждения, собранные наспех, виднелась серебристая полоса поля, поросшего веерником.
Ронин беспрепятственно покинул лагерь своих новых господ, оставляя позади шум, запахи и людей, заставлявших  и без того нестройные мысли бурлить в смятении, словно воды весеннего паводка.
Изумрудный полог примятой, истоптанной лошадьми и людьми травы обрывался, стоило спуститься с холма. А за разбитой дорогой до самого горизонта стелился веерник. Большие седые кисти на кончиках гибких стеблей, доходивших до пояса, стелились по ветру, словно гривы лошадей. Поле очерчивало линию молочного горизонта, где веерник встречался с небом, в котором закипали тяжелые тучи. Темнота, застилавшая горизонт, клубилась, отсвечивая пока еще безумно далекими вспышками беззвучных молний.
Шаг Рьюзо был неспешен. Но ронин четко знал, куда идет. В диком поле возвышалось одинокое дерево. Еще зеленое. Но обозлившийся ветер срывал с него листву, бросая в ту сторону, в которую ему заблагорассудится.
Ронин не желал вспоминать о лагере, который остался позади. Он вернется туда. Скоро. Но не сейчас. Ему было необходимо побыть наедине с собой. Со своими мыслями и деяниями.
Изогнутый ствол раскидистого дерева будто бы обнимал плоский камень. Огромный валун, часть которого была спрятана в земле. Будто поле веерника было молочным озером и какой-то отпрыск великана решил сыграть в камешки, запуская их по воде из веерника. Природа даже в своей нарастающей ярости была прекрасна. Чего нельзя было сказать о людях. Ветер шумел, бросая листву и ветки. Но одна из них надломилась с характерным хрустом. И ветер в этом винить не следовало. Рьюзо отпрыгнул в сторону, хватаясь за рукоять меча и устремляя взгляд в беспокойную крону.

Подпись автора

— Молись, чтобы только я… -  огрызнулся Рьюзо, не убирая руки от меча, но не спеша вытаскивать его из ножен.
Встретить здесь Джина было подобно наваждению. И еще несколько мгновений Рьюзо явно не был уверен в том, что его друг детства и прошлой жизни не исчезнет со следующим порывом ветра. Он слышал, что изможденные люди начинают видеть призраков и “тени”. И, бывает, сходят с ума. Кто-то утверждал что то не козни демонов, но предупреждение, предвещающее скорую смерть. Но не байки и россказни заставляли Рьюзо усомниться. А тот факт, что он, Рьюзо, до сих пор был жив. Если Сакай все это время был здесь, то у него имелась не одна возможность оборвать жизнь ронина. Но все эти возможности предполагали поступки, недостойные самурая, но вполне подходящие “Призраку”, если слухи верны. А Рьюзо знал. Верны.   
— Помяни демона… — пробормотал он, все же приходя к выводу, что Джин не собирается вступать в бой. Пока. -  Какое проклятие тебя принесло сюда? Что ты здесь делаешь? Хотя я знаю… — Рьюзо покачал головой, криво и болезненно усмехнувшись, глядя на бывшего друга. — Тебе мало крови? Пришел пустить еще?

Подпись автора

На заросших скулах ронина заиграли желваки. Но рука его не напряглась и не окаменела все так же обманчиво тихо покоясь на рукояти собственного оружия. Его кидало в жар и холод гнева и невыносимой горечи.
— Мне пришлось защищать своих людей, Джин, — голос Рьюзо едва не дрожал словно натянутые струны от переполнявших его эмоций. — Соломенные шляпы приняли меня. Бок о бок сражался с ними не раз. Комодо... Мы многих потеряли. Я обязан им. Моей семье. И теперь я должен позаботиться о них. Мой черед.  Я был готов помочь тебе. Но на пустых обещаниях, Джин, людей не прокормишь. Твои враги… накормили моих людей. И впредь будут так делать. У меня нет чести? — Рьюзо криво ощерился в утомленной и горькой усмешке. — Быть может и так. Но у меня и моих людей есть жизни. Я обещал их сохранить. А что делаете вы? Разве самураи не должны были защищать людей Цусимы? Где они теперь? А ваша прихоть, желание власти сводит в могилу сотни крестьян по всему острову! Потому что ваши гордость и честь, ваша верность сёгуну… — Рьюзо запнулся. — Это все чушь, Джин, — он убрал руку с эфеса, сделав пару решительных шагов вперед и чуть в сторону. — И ты глупец, если этого не понимаешь! Пойми! Вам не одолеть монголов. Нам их не победить. Я слышал про твой успех в Ярикаве… — Рьюзо едва заметно покачал головой. — Но ты — один. Сколько раз ты еще сможешь провернуть такое, прежде чем тебя загонят в угол? Ты же не надеешься, что так будет продолжаться вечно? Ты не настолько глуп. Ты даешь людям надежду. А теперь подумай, скольких жизней будет стоить эта надежда, когда твоя голова окажется на пике у ворот?! — ощерился Рьюзо, словно зверь, попавший в капкан.

Подпись автора

Рьюзо опустил голову и будто бы поник, ловя невеселую и нелегкую передышку. Эти моменты были достойны того, чтобы застыть в вечности. Он оглянулся на лагерь, не боясь быть атакованным Джином. Сейчас этого не произойдет, хоть возможность и была. Возможности… Сколько их было? Могло ли все быть иначе? Прошлое не вернешь и не изменишь. Как кусок обожженной глины. Можно только разбить, забыть.
Если предводитель соломенных шляп ошибся, его ошибка уже свершилась. Звенящая горечь поднимавшаяся внутри вместо свирепой уверенности служила немым доказательством. Но то лишь круги на воде. Восприятие, дым. А если он прав. Прав в решении и каждом из слов, брошенных здесь, как сухие птичьи кости? Сможет ли он жить дальше со своей правотой. С этим чернеющим синим кимоно перед глазами.
Рьюзо молчал. Говорил только ветер, принося горький запах костров.
— Не переоценивай людей, Призрак, — глухо бросил Рьюзо, уперев в бывшего друга тяжелый взгляд. — Без Джина Сакая, без его навыков и сердца легенда о “призраке” превратится в грязные россказни о кучке вшивых ободранных разбойниках быстрее чем голова на пике окажется съедена червями, — с глухой злобой бросил ронин. Он изменился в осанке, качнув головой в каком-то странном, отчаянном протесте. — Ведь можно же по-другому!
В перебивчивый ропщущий шепот ветра тонкими иглами вплелся отдаленный чужеродный шелест, шелест, похожий больше на приглушенный, далекий свист.

Подпись автора

В следующее же мгновение Джин оказался неласково припечатан к шершавому боку камня, послужившего укрытием и ронину и самураю. Катана звякнула металлом, касаясь камня.
— Ты сдурел? — гаркнул не хуже монгольской собаки Рьюзо, вцепившись в ворот одежд бывшего друга, оказавшись к тому вплотную, явно не желая избежать встречи как со стрелами так и с мечом Сакая. — Они и по мне стреляют!
Тем не менее борьбу Рьюзо продолжать не намеревался.
Снова послышался характерный глухой стук стрел. Одна с неприятным звуком срикошетила от шершавой поверхности камня, в процессе треснув. Другая со злым свистом вонзилась за спинами бывших друзей, лизнув опереньем край камня.
— Я не искал встречи с тобой, — оценив ситуацию, все же бросил Рьюзо. — Нельзя предупредить о том, о чем понятия не имеешь, — Рьюзо бросил расторопный взгляд по окрестностям, несмотря на то, что ничего кроме белесых волн веерника здесь наблюдать не приходилось. — Ты здесь не один?

Подпись автора

Рьюзо не отпустил ворот Джина. Сакай — дурак! Он сгинет вместе со своими принципами, обтрепавшимися, как знамена самураев Цусимы. Но он этого не видит! Он поступается одними и уперто верит в то, чего больше нет. Или… больше никогда не будет. Рьюзо желал ошибаться в этом. Но он был у Комоды. Видел, на что способны монголы. Джину, как всегда, повезло. Повезло дважды, трижды и еще десяток раз до этого. Словно бы за его спиной не только стояла знать и поддержка дяди и того, что осталось от самураев, но будто бы сам остров, сама земля помогали ему. Будто какой-то дух-хранитель следовал за ним по пятам. У Рьюзо не было подобной роскоши. И он устал принимать участие в заведомо проигранных битвах.
Рьюзо стиснул пальцы на одежде Сакая, ловя себя на ясном, как проточная вода, осознании, что несмотря ни на что, не допускал даже мысли о том, чтобы поймать Джина. Сейчас, здесь. Не дать уйти и притащить в лагерь. Оборонять как добычу от соратников, а потом получить награду от хана… Подобная уверенность дурно сочеталась с верностью монголам.
Ветер донес монгольскую речь. Грубые, гортанные команды, часть которых Рьюзо уже вполне неплохо понимал, звучали куда ближе, чем можно было бы счесть безопасным.
Но их приближение означало, что больше стрел не будет. Не из укрепления по крайней мере.
Если монголы увидят Рьюзо рядом с Джином ронин не сможет отговориться. И подобное свидетельство превратится в прямую угрозу его людям. У Хатун хана и его волков слова быстро превращались в дело.
Воздух стал жарким, дышать становилось все труднее. Горло начинало драть от дыма. Рьюзо ощерился и рывком вышвырнул Джина из-за укрытия, выхватывая меч.
— Будь ты проклят, Джин Сакай! Умри! — ронин бросился на бывшего друга, взбивая в воздух красные угольки сожженной травы. Рьюзо не смог победить Джина в поединке на турнире, но то не умаляло его навыки мечника. И сейчас, рискуя, он не спешил ими воспользоваться в должной мере. Рьюзо бросился на бывшего друга, нанося широкие удары по воздуху,  стараясь преодолеть как можно больше расстояния, стараясь теснить “Призрака” вместо того, чтобы пытаться его разрубить как связку бамбука.
Рьюзо играл с огнем, так нападая на Джина. И один из ответных ударов Сакая снес соломенную шляпу ронина.
Тот, успевший вовремя уйти от атаки, рыкнул:
— Ты боишься огня больше монголов?!

Подпись автора

Рьюзо резко затормозил, когда увидел, что Сакай опускает свой меч. Ронин не вышел из боевой стойки, но только потому, что все его внимание было приковано к самураю.
Полыхающий вокруг огонь, неравномерный, трепещущий жар пламени, черные клубы дыма и горькая взвесь в воздухе прекратили безмятежное, вольное поле веерника в осколок потустороннего мира, пристанища демонов. Огонь ревел, заглушая все. Джин медленно покачал головой, а потом сорвался с места словно соколиная тень.
Рьюзо опустил меч с тенью какого-то горького, но все же облегчения.
Из дыма за спиной выплыли фигуры монголов. И ронин тут же взял себя в руки. Среди рядовых воинов, похожих на рыскающих голодных волков, был и их командир, Сохээ. Его безошибочно выделял значительный рост и тяжелый шлем с пятнистыми меховыми “хвостами”. Сохээ худо-бедно, но понимал местный язык. Потому Рьюзо набрал в легкие воздух, едва не закашлявшись и стараясь пересилить рев стихию, закричал:
— Он там! “Призрак”! Призрак сбежал туда! Он не один!
Ронин сопроводил свои надрывные крики жестами, указующими в направлении противоположном тому, где скрылся Сакай.

***

Рьюзо не дали возможность остаться в стороне. Он вместе с людьми Сохээ еще некоторое время рыскали по полю. Монголы то и дело проверяли высокие стебли веерника своими длинными копьями. Воины, словно круги на воде, держали полукружье линии, явно боясь выпускать друг друга из виду.
Монголы гонимые страхом и ненавистью были намерены найти угрозу. Но их поиски были означены тщетными, когда над уставшими гореть землями разверзлось небо, обрушивая тяжелый, молочный ливень. Вода сбила дым и имела все шансы затушить жаркий пожар. Но, что было куда важнее, ливень в считанные минуты размыл все следы, какие могли бы выдать местоположение Призрака.
Дым исчез как дурное воспоминание, но видимость не стала лучше. Над головами рычал гром и вспыхивали слепящие молнии.

***

Сквозь прорехи в ограде было прекрасно видно поле, теперь имевшее черные пятна разорения и опустошенности. Рьюзо желал найти покой, а нашел лишь еще больший хаос и смятение. Быть может, так теперь будет всегда? Может, покой ему теперь не грозит даже во сне? Он сидел под соломенным навесом со своими людьми. Сёдзи играл на флейте незатейливую мелодию. У него получалось весьма неплохо, несмотря на промозглость погоды, от которой стыли конечности. Но легкая мелодия не касалась души Рьюзо. Он вряд ли вообще что-то слышал и был готов воспринимать.
Тем не менее тяжелые шаги, приближающегося человека он услышал. У их навеса из молочной дождливой мглы показался Сохээ. Дождь он игнорировал, словно голодный медведь.
— Ронин, утро после сейчас ты и твои люди с мой лучший десятка наезжать палаты Хотун хана. Хотун хан решать, что делать дальше.
Сёдзи прекратил играть на флейте, оставляя шуметь только дождь. Рьюзо взглянул на монгольского воеводу с обострившемся вниманием.
— Решать, что делать дальше? В каком смысле? — без особого уважения но и не переходя определенные границы поинтересовался предводитель соломенных шляп. Нехорошее предчувствие колкой цепью пробежало по сознанию. — Мы только прибыли. Гарнизон здесь не такой уж и большой. Защита ему не помешает… Сейчас — особенно.
— Где ты, там доходить Призрак, — оскалился в неприятной улыбке Сохээ, обнажая крупные, лошадиные зубы. — Хотун хан решать, что дальше делать с тобой.
— Держишь меня за доносчика? — в лоб поинтересовался Рьюзо, поднимаясь со своего места. Сохээ лишь расхохотался, так, что его огромные плечи заходили ходуном.
— Монголы не жить предатель. Монголы  кормить предатель им! — воевода изобразил своими огромными руками в грубых перчатках клацающие челюсти и указал себе за спину характерным жестом. Там на привязи скучали огромные, лохматые псы. — Ты — не там. Пока. После сегодня ты и твои люди — будь готов. Солнце видеть — выезжать!
Рьюзо помедлил долгое мгновение и кивнул, рухнув назад на свое место.
— И мы поедем? — поинтересовался Акио, прокручивая в руках шляпу.
— А ты как думаешь? — огрызнулся Рьюзо. — Не морочьте голову бездельными вопросами. Отдыхайте лучше.  Впереди вся ночь.
А какой она будет,  и сам Рьюзо не знал. Он был уверен лишь в одном. Что спокойной она будет вряд ли.

Подпись автора