Гаэтан сидел на деревянном ящике, скрестив ноги под собой, и лениво наблюдал за фиолетовыми вспышками, периодически высвечивающими покосившиеся стены полуразрушенного дома. Внутрь постройки с крыши вместе с черепицей провалилась балка, одним концом торчащая в проломленном полу и другим упирающаяся в остатки дырявого потолка; прогнившие и перекошенные ставни выполняли свою функцию - но только номинально: пусть часть света наружу проникала сквозь щели размером с небольшую собаку, его остатки были заблокированы слоями многолетней паутины и чудом уцелевших закопченных крошечных оконец. Криков тоже никто бы не услышал. Трущобы, избранные ведьмаком для своего эксперимента, находились в достаточном удалении от "цивилизации" и, к тому же, пользовались у населения дурной славой - настолько, что в этот изолированный район на отшибе города не рисковали забредать не только самые отпетые преступники, коих в Денериме было пруд пруди, но и остроухие, презрение и пренебрежение к которым местами превосходило даже записанное в культурном коде у темерцев.
- Впрочем, это ведь совсем другая история, верно?
Вопрос ведьмака, словно обращённый в никуда, растворился в неистовом жужжании начерченного Ирденом круга на полу, неразборчивом потоке брани и новой серии фиолетовых ярких сполохов, когда человек в храмовничьей броне, запертый в кругу, предпринял новую попытку разрушения магического барьера.
- Что же ты такой упёртый, а? Ничего я тебе не сделаю. Пока. Сиди себе спокойно. А то ты уже бесишь.
Барьер пронзительно взвизгнул ещё несколько раз, когда храмовник попытался протиснуться между начерченными символами. Гаэтан откинул крышку продолговатой деревянной коробочки, на внутренней стороне которой красовалась гравировка с изображением какого-то местного религиозного вдохновителя, и достал оттуда светящуюся голубую колбу. Едва её завидев, служитель церкви тут же перестал буянить, обхватил потяжелевшую голову руками и рухнул на колени, начав что-то горячо шептать - какую-то молитву или песнь - точно помешанный или умалишённый.
- То-то же, - удовлетворённо произнёс ведьмак, после чего вернул колбу с лириумом на место. - Меня лучше не бесить.
К сожалению, свой самый первый урок храмовник не усвоил - потому вместо осколков одного сосуда, среди которых всё тусклее мерцало испаряющееся содержимое, под стеной лежали разбитые фрагменты двух. После нескольких дней сидения внутри ведьмачьего барьера у парня явно начиналась лириумная ломка - и этого-то Гаэтану и было надо. Но нет, не потому что он был садистом, скотиной и ублюдком - хотя и этого, конечно, не отнять. В первую очередь Гаэтан был ведьмаком; ведьмаком, привыкшим выживать - хоть с картечью в заднице, хоть с вилами, торчащими из живота. Поэтому он знал, как мало кто другой: для того, чтобы выживать, необходимо изучить предмет. Понять, что лежит в его основе. И, используя это знание, обернуть его себе на пользу.
Гаэтан глубоко вздохнул, глянул сквозь прореху в крыше на ночное небо, чтобы свериться с внутренними часами, и закрыл глаза, снова погружаясь в медитацию.
Поэтому-то он, попав сюда, в этот... как там, мать его прогибом?.. В этот "Фе-рел-ден", досадовал только об одном: проклятый недорубленный плавун, на логово которых Гаэтан взял заказ у солтыса одной занюханной деревни где-то вблизи Велена, умудрился ухватить его за щиколотку и в пылу охоты утащить под воду. Столетнего, без малого, крайне опытного ведьмака, как школяра, мгновенно облепили топляки и стали утаскивать на дно, прекрасно чуя его слабость - ту самую, которую ему в качестве признательности прямо в печень вилами доставили жители одной из предыдущих деревень. Не надо было брать заказ, не залечив раны до конца? Увольте - даже ведьмаку иной раз хочется покушать... Закономерный, в общем-то исход. Но Гаэтан бы не был Гаэтаном или, того хлеще, первым вмазал бы себе по роже, если бы не стал бороться. Просрал свой меч - просрал все шансы. Поэтому, даже когда пара трупоедов впилась ему в руку, начав рвать плоть на части, он исхитрился извернуться, перехватить оружие второй рукой и на запасах воздуха, который он успел набрать перед погружением, напомнить топлякам, кто такой ведьмак. И почему его, даже истекающего кровью, на последнем издыхании, стоит обходить, оббегать, огибать любой дорогой - лишь бы не попасться в эту мясорубку, которую Гаэтан устроил уродцам на прощанье.
Дальше он помнил уже слабо. Под водой, между камнями, вроде, был портал. Вроде, он туда доплыл - а может, даже рухнул; или его кто-то утащил. Так или иначе, Гаэтан пришёл в себя в густой траве, фиолетовые стебли которой возносились чуть ли не выше окружающих руин. Хищные лианы, прячущиеся меж стеблей, тут же потянулись на вкус ведьмачьей крови, задурманивший тяжёлый, липкий воздух. Спасаясь от прожорливых растений, Гаэтан дополз до склона - и дальше снова наступила темнота. Потом были огни и звёзды, звёзды и огни; какие-то совершенно дикие и неестественные звуки; полыхающие кубы, промёрзшие насквозь пустоши и потрясающей красоты пейзажи. Не было ли это всё иллюзией - последней из конвульсий угасающего сознания? Одно ведьмак знал наверняка и держался за это знание до самого конца: просрал свой меч - просрал все шансы. Потому-то он, на уровне рефлексов, вбитых ещё в раннем детстве, не выпустил оружие из рук - даже когда его попытались отобрать. Отобрать?..
Девчонке - травнице - на самом деле несказанно повезло, когда она вцепилась и стала тащить серебряный ведьмачий меч, параллельно силясь разомкнуть мёртвую хватку на его рукояти. Так бы и слетела светлая остроухая головушка, щебечущая на неизвестном языке, если б после первого ведьмачьего рефлекса не врубился сразу же второй. Девчонка была на диво хороша собой. И если таковы они - утопцы после смерти, - то леший с ней. Пусть делает, что хочет.
Каким-то внутренним чутьём ведьмак осознавал, что все последовавшие припарки, врачевания и терапии - что бесу стальной меч под хвост. Не было тех трав, что ему были нужны, не было необходимых алхимических ингредиентов. Всё выглядело и пахло крайне странно. Всё - кроме запаха навоза. Вот ведь ирония, неправда ли? Пройти сквозь более полдюжины миров, повидать невиданные вещи, испытать неиспытуемое - и всё это, чтобы осознать: единственное, что всегда и везде выглядит и пахнет одинаково - это самое обыкновенное, банальное и заурядное говно.
Впрочем, на "Ласточку" из своих запасов наскрести он всё же смог. Девица, вытащившая невиданного приблуду со змеиными зрачками из какой-то засранной канавы, не присвоила себе ни изумительного качества крепкие ведьмачьи клинки, ни сумку с травами, ни даже жидкие орены, оказавшиеся здесь просто металлическими кругляшками без какой-либо особой ценности. Гаэтан начал идти на поправку, при этом удивляя и пугая травницу своей динамикой: если неделю назад из него хлестала кровь, как из дырявого ведра, то через три дня он уже был на ногах, через пять - разговорился, а на седьмой - по многовековой сложившейся традиции - исполнил с травницей ведьмачий древний ритуал прям на сеновале и был таков. Впрочем, кое-что он всё же вынес из бесконечной девичьей трескотни, когда она стала хоть сколько-нибудь понятной: во-первых, он бы мог собой гордиться, потому что в полубессознанке раскидал каких-то торопыг Аардом, вывалившись из пространства прямо просреди так называемого "эльфинажа". Во-вторых, он понял, что самая большая для него проблема - это не алхимические ингредиенты, коих на самом деле на ближайшее время было в достатке, а банальный качественный алкоголь. Ну а в-третьих... в третьих, кто такой "Ужасный Волк" и каким альгулем он, ведьмак, имеет к этой дикой эльфской выдумке какое-либо отношение, он понять так и не смог. Единственное, что он усвоил - это то, что эльфы здесь такие же "великие", как скоя'таэли или, точнее, были таковыми тысяч десять лет назад... В остальном же, собирая информацию о мире по крупицам, ведьмак постепенно пришёл к выводам, что местные устои не так уж отличаются от тех, к которым он привык. Эльфов притесняли, гоняя по лесам - равно как и в Аэдирне, который так же, как и Ферелден, пострадал от войны с более сильным государством; здесь тоже был "Круг магов", похожий на нильфгаардскую академию, контролируемый орденом, аналогичным охотникам на чародеев. Их тоже, как и в Нильфгаарде, принуждали к жизни под пятой и вечному служению интересам государства под надзором так называемых храмовников. С последними-то Гаэтан и повстречался, не рассчитывая, что своим внезапным появлением умудрился привлечь к себе огромную и дурно пахнущую кучу ненужного внимания.
Впрочем, это даже было полезно. К моменту своей второй встречи с храмовниками Гаэтан находился здесь уже примерно месяц. И хотя багаж его знаний, построенных на наблюдении, неизменно расширялся - это не приблизило его даже на шаг хоть к какому-нибудь результату в поисках возможности отправиться обратно. А может, и ну её к лешему - эту возможность? Людишки здесь были забавными, зато не было кикимор, накеров, утопцев, эндриаг...
Гаэтан открыл глаза и мигом оказался около храмовника, ступнёй придавливая его руку к полу. Судя по всему, недоумок наконец-то догадался снять с себя зачарованную броню, удерживавшую его внутри барьера, и теперь тянулся к своему мечу, отставленному его пленителем в сторону. Концентрация лириума в организме, похоже снизилась настолько, что боль, причиняемая Ирденом, стала для него терпимой, и он даже попытался ухватить Гаэтана за щиколотку второй рукой. Но не тут-то было: ведьмак попросту заехал ему носком сапога прямо по роже, так что это ненадолго остудило пыл служителя кого там... Создателя? Андрасте? Гаэтан спокойно вернулся к своему ящику, уселся на него сверху и, нравоучительно выставив палец, изрёк:
- Эгида дрогнула; без клинка и без щита сдалась Андрасте на милость врагам своим. И связал Малефат руки жены своей и добровольно предал её Архонту на смертную казнь...
- Маферат... проклятый демон! Как смеешь ты извращать слова святой Песни?!..
Ведьмак фыркнул.
- Ну извини, ошибся. В ваших религиозных бреднях сам чёрт обе ноги сломит. Мохнатый такой, - пояснил он, - большой, с два этажа ростом и бараньими рогами.
- Демон?..
Храмовник встал на четвереньки и пристально посмотрел в глаза своему мучителю. Потом уселся на полу, выбитый ранее из равновесия чувствительным пинком, и начал утирать кровь из носа тыльной стороной ладони.
- Я понял. Как же я не догадался раньше... Ты демон отчаяния! Утащил меня к себе в логово, потому что простых смертных тебе стало недостаточно, и поэтому теперь ты жаждешь сломить волю служителя церкви! Но у тебя ничего не выйдет. Не убоюсь я зла, идя долиной смертною...
Гаэтан закатил глаза.
- Я уже жалею, что ты разговорился. Заткнись.
Храмовник, на удивление, послушался. Хотя нет, удивительного в этом не было абсолютно ничего. И если бы Гаэтан испытывал к бедняге хоть какое-то сочувствие, он бы предложил ему что-то кроме пустой воды - и то нужной только для того, чтобы побыстрее вывести лириум из организма. Храмовник был близок к тому, чтобы сломаться. Но вовсе не это было главной целью устроенного эксперимента.
- С чего ты вообще взял, что я могу быть демоном?
- Ты - демон по всем признакам. Хоть и похож на человека, - с твёрдостью знатока заключил храмовник. - Хитрый и жестокий демон. Потому что, если бы ты был магом, мы с братьями отняли бы твоё колдовство! А если бы ты был обычным человеком, то не смог бы творить чары. И ещё твои глаза, как у пятнистого кота - не бывает таких глаз ни у эльфа, ни у человека!..
- С котом - это ты в точку, - невозмутимо согласился Гаэтан.
- ... почему твоя магия против нас работает, а наша защита против тебя - нет? Какие теневые хляби отторгнули тебя, уродец, раз ты стал неугоден даже там?!..
- Длинная история. Не пытайся угадать. Так хоть за умного сойдёшь.
Измученный храмовник нашёл в себе силы насупленно затихнуть. Молчание, в течение которого Гаэтан опять открыл коробку и достал из неё светящуюся колбу с лириумом, продлилось ещё несколько минут. Только в этот раз пленник не шелохнулся и даже не посмотрел на свой "наркотик". Похоже, за время заточения он тоже сделал кое-какие выводы. И это уже было похвально.
- Ну вот, видишь. Ты тоже учишься.
- Что значит "тоже"? - хмуро переспросил служитель церкви.
- Медленно. Как умственно отсталый, - издевательски продолжил Гаэтан, качнув гладко выбритой головой. - Ну вот скажи на милость. После того, как ты увидел, что я с твоим отрядом сделал, ты зачем меня продолжил провоцировать?
Храмовник снова промолчал. По всей видимости, в воспоминаниях о невиданном вихре с лезвиями, выкосившем целую группу из четырёх человек в полной броне и взявшем в плен пятого, приятного было мало.
- Это ты ещё легко отделался. Обычно те, кто попадается в мою ловушку, не могут уже ни ходить, ни говорить. А ты думал, у вас тут нечистая сила в трущобах завелась? - Гаэтан подкинул и поймал колбу с лириумом, дразня ей изумлённого храмовника. - Я сам хотел узнать, что за дрянь вы тут принимаете, и из чего вы черпаете свою силу. Теперь я знаю. Похоже, чем вы больше ей накачаны, тем мне с вами проще.
Гаэтан опять подкинул колбу в воздухе и неожиданно протянул её вперёд.
- Я тебе её отдам, если расскажешь больше об источнике вашей магии.
Храмовник остался неподвижен, всем видом выражая свою незаинтересованность. Вот только он не знал, что ведьмака крайне сложно обмануть - если это вообще возможно. Его участившийся пульс и чуть ли не выпрыгивающее из грудной клетки сердце выдали служителя церкви с потрохами. Вот так: вроде бы, благая цель - борьба с демонами и опасными отступниками, а методы своей чистотой не отличаются от сточной канавы где-нибудь в Новиграде. Ну или, если брать пример поближе, в том же Денериме.
- Да не стесняйся, - подбадривающе добавил Гаэтан, пошевелив ёмкостью с лириумом в воздухе. - И ещё. Мне нужно знать, где я могу найти настоящего демона...
***
Если честно, откровения храмовника, получившего наконец свою порцию лириума и обещание, что его отпустят как только, так сразу, ведьмака совсем не впечатлили. Разумеется, не стоило класть все яйца в одну корзину, тем более, что его новый друг не только говорил избитыми метафорами, но и пытался запутать Гаэтана, ссылаясь на отрывки из своих религиозных текстов, которые выдавал за чистую монету. Вот только он забыл или проигнорировал тот факт, что проповедников, несущих слово Создателя в массы, на улицах столицы было что блох на дворняге, и нет-нет, а кое-что ведьмак запомнил. А ещё храмовник мог оказаться элементарно несведущ; местная церковь явно многого недоговаривала - и это тоже не казалось чем-то сверхъестественным. Куда интереснее оказались сведения о пантеоне местных демонов и духов. И здесь прямых параллелей с родным миром Гаэтан уже найти не смог. Поэтому расспрашивал церковника о каждом, из-за чего тот даже воодушевился - поди, не каждый день находится настолько благодарный слушатель. Прошли часы, прежде чем Гаэтан услышал что-то стоящее. Кроме демонов желания, гордыни, страха, праздности и прочих - храмовник упомянул ещё кое-кого. Загадочного "демона" в теле эльфа, который сильно выбивался из основной классификации, и хотя по ряду признаков подходил под одержимого голодом, скорее был живым, чем мёртвым. И как раз недавно появился в эльфинаже, оставляя по себе обескровленные тела, после чего был изловлен и насилу посажен в местную тюрьму. Гаэтан порасспрашивал ещё и выяснил: вампир... то есть, "демон" появился в эльфинаже примерно в то же время, что и ведьмак. И это уже было чем-то. Лишь одно выпадало из привычной Гаэтану картины мира: ни разу за всю свою долгую жизнь и многогранную карьеру он не встречал вамира-эльфа. А храмовник... храмовник вообще не знал ни одного синонима к "вампиру", коих Гаэтан, к примеру, знал как минимум с десяток.
В общем, на том и разошлись. Гаэтан остался при деньгах и новеньком храмовничьем мече (который продал на следующий же день, потому что ковка и заточка, на его ведьмачий взгляд, годились только для нарезки сыра); служитель церкви остался при головной боли и воспоминаниях о встрече с демоном отчаяния, ментальный поединок с которым он не проиграл - а потому среди своих мог считаться героем, хоть и приложился башкой о какой-то ящик. Благо, Аксий тоже действовал в этом мире безотказно. Правда, с ним, в отличие от также испытанного Ирдена, Игни, Квена и Аарда были свои... нюансы. Дело в том, что этот знак не действовал на накачанных лириумом храмовников - зато подействовал на его нового знакомого, как только из него выветрилась вся их магическая алхимия. Забавно. И довольно иронично.
Дождавшись вечера, Гаэтан приступил к следующему этапу своего плана.
Денеримская тюрьма его даже слегка разочаровала: слишком чисто и просторно. Наверняка это помещение использовалось раньше для каких-то других целей. Охраны тоже было немало. Проскочить, не привлекая к себе внимания, ведьмак бы мог - да вот только кто ответит ему на вопрос, где сыскать пойманную клыкастую невидаль? Ответ опять дал Аксий. На верхнем этаже, в юго-западном крыле.
Больше странного человека "из Антивы" с вытянутыми кошачьими зрачками, ненадолго появившегося у ворот рядом со складом, никто не видел.
Он снова появился, впрыгнув по-ведьмачьи тихо, из окна на верхнем этаже. Его медальон едва ощутимо завибрировал - но это могло быть свидетельством наличия магических примочек, коих здесь, в Тедасе, было завались. На высшего вампира (если речь была действительно была о высшем) медальон бы вряд ли среагировал. Зато среагировал чуткий ведьмачий слух.
Он звал. Вампир желал отведать крови. И хотя загадкой оставалось то, как они его поймали - Гаэтан поставил на храмовников. Хоть он их и раскромсал, их магия была не шуткой.
Белый ореол, появившийся вокруг головы стражника, покорно, как безвольная марионетка, пошедшего на зов вампира, заставил его остановиться, бессмысленно посмотреть на пленного вурдалака, затем развернуться и... на негнущихся ногах зашагать куда-то по тёмному коридору.
- Смена караула, - своеобразно представился ведьмак и появился из-за угла, уперевшись локтем в прутья клетки. - Ты это... хоть успел? - немного издевательски уточнил он. - А то я, вроде, помешал.
