Если бы он мог задержаться подольше. Это следовало сделать. Возможно, их разлука не будет тянуться долго, и они увидятся вскоре при лучших обстоятельствах. В лучшем мире. В лучшем Зауне. Возможно, это их последние минуты вместе. Возможно, в этот раз, они расстанутся навсегда.
Прежде чем идти, он сделал одну важную вещь. То, что необходимо, несмотря на все протесты рассудка.
Заключив Вай в крепкие дружеские объятия, он поддался чувствам и снова стал на секунду «коротышкой» из лавки Бензо. Влажные ручейки текли у него по щекам, нос заложило. Он шмыгнул за маской, после чего по-дружески легонько стукнул подругу по плечу Вай кулачком, внутренне желая ей удачи. Слова были не нужны. Экко не хотел, чтобы его друзья видели его таким. Посмотрев на Джинкс, он почувствовал ком в горле. Буря противоречивых чувств поймала его в ловушку, и мальчик попытался мысленно переместиться в её центр. Там, в этом спокойствии, можно было обрести нужные силы, чтобы сделать правильное, но трудное решение.
— Прости меня, — сказал он, обняв и синеволосую девушку, перед этим увидев в ней ровесницу-Паудер, — Береги сестру, хорошо?
Он не знал, найдёт ли силы в себе простить её. Поверить в неё. Но ради Вай, это необходимо было сделать. Честность хотя бы перед самим собой – это всё, что ему оставили. Прежде чем благословить их на новое начало, он должен был хотя бы на секунду отбросить полное горестей прошлое. Если нельзя было полностью простить её, надо найти храбрости простить хотя бы себя.
— Мы будем ждать вас! – сказал он им вслед, делая шаг назад, после чего обернулся, встал на свою доску и запустил себя в горнило развязанной битвы.
Страдающий от схватки город нуждался в его помощи. Он не был один, он никогда не был один. Они справятся.
Правила игры были просты – перехватить контроль, не позволить сделать ход первым. Око за око, зло за зло. Так они воевали с преступной империей Силко. Вместо защиты – сплошь нападение. Сегодня, против них были миротворцы. Люди, пришедшие не сражаться за свои дома, не отстаивать свою свободу и образ жизни, не навязывать им свою правду. Для них все жители Зауна были просто объектом приказа. Непредвиденными обстоятельствами, которых следовало подвинуть, чтобы не мешали, случайным цифрами в отчётах, короткими записями в некрологах. Лучшее, чем удостоят потом семьи таких жертв, будут слова о сочувствии их утрате, и только, не больше. Для пришедших солдат это не было личным. Пожар горел где-то далеко, не видно было даже огня, только дым на горизонте и чувство тревоги, улетучивающееся с первым дуновением свежего утреннего ветра. Ничего личного.
Но Экко хорошо знал, что борьба за свою свободу – это всегда личное. Приход захватчика не проходит беззвучно, всегда формируется тонкая, но прочная нить. Связь. Их борьба – это всегда диалог. Спор. В котором правда была на их стороне.
Зелёный след за их досками тянется угловатыми линиями. В них ведётся стрельба, но они уклоняются. В доску одного из «Поджигателей» попадает снаряд. Механизм кашляет, когда пропадает питание, энергия покидает раскрученные до предела возможности турбины. Умирающий транспорт совершает пару конвульсий в предсмертном припадке, прежде чем холодная гравитация предъявляет свои бескомпромиссные претензии на обоих – на пилота и его крылья. Обречённого упасть подхватывают другие «Светлячки». Они летят дальше, словно ни в чем не бывало. Металл с грохотом падает вниз, рассыпается на тысячи осколков. Собранное из хлама превращается обратно в хлам. Созданное на коленке устройство умудряется обрести поэтичную гибель.
Экко наблюдает пожар в одном из больших жилых зданий – шпиле, уходящем ввысь. Языки пламени тянутся снизу, когтистыми лапами стремясь покинуть подземный город, выбраться на свободу, на свежий воздух. В качестве топлива, ненасытный демон собирался собрать с жильцов кровавую дань: их стены, их вещи, их плоть.
Кто-то из «Светлячков» кидался на патрули, отвлекая на себя внимание, давая людям сбежать, найти укрытие, чтобы переждать день Пилтоверской мести. Кто-то ещё летал, высматривая нуждающихся, решая, где применить себя было бы наиболее правильно. Спаситель не колебался, он ясно видел перед собой свою цель. В глазах Экко был лишь огонь, поглощавший чей-то дом.
Он остановился у входа. Жар пожарища спугнул даже «Пилтошек», лишь редкие прохожие останавливались, чтобы посмотреть на разрушение, сочувствуя тем, кому не удалось выбраться наружу. Мальчик приблизился, боясь услышать что-либо кроме рёва беснующегося пламени. К несчастью, он услышал плач.
Один из «Поджигателей» остановился возле него, взял его за плечо. Экко вырвался, с гневом посмотрев на своего брата. Тот умоляюще водил головой из стороны в сторону, прося своего лидера не геройствовать напрасно. Мальчик его не слышал. Мальчик уже был внутри.
Рыжие языки плясали свой бешеный танец, перекидываясь с перил лестниц на стены – и дальше, по направлению к выходу, вниз, и наверх. Не будучи способными выбрать что-то одно, они в безумной истерии пытались объять собою абсолютно всё. Экко закашлялся: ни маска, ни его шарф не помогали против удушающей гари. Она проникала в глаза, царапала его горло, отнимала ясность сознания, дабы погрузить его в сети беспамятства, дабы голодный паук из жара и гибели принял его в свои объятия, впился в него своими клыками, разрывая кожу и внутренности на части. Даже не прикасаясь к нему, пожар хотел насытиться, выпить все его соки, испаряя имевшуюся в нём влагу.
Крик раздался откуда-то сверху. Мальчик поднялся наверх, по стонущим от напряжения ступеням. В коридоре на теле бездыханного человека лежала подпорная балка из ржавого металла. Под его остекленевшими глазами укрылся лёд смерти. Огонь не трогал его, словно боясь холода умершего тела, но это была ложь: коварный пожар оставил его на закуску. Ещё один вскрик: детский, послышался откуда-то справа. Экко торопился. Нельзя было останавливаться, поддаваться отчаянию и панике, но собранность мыслей удерживать было так нелегко, когда воздух, и без того разреженный воздух Зауна – и тот пытались отнять, вырвать прямо из твоих лёгких, заменив горькой сажей и пеплом. Он нашёл её. Через прорези его маски была видна девочка с длинными бирюзовыми волосами, собранными в одну толстую косу. Экко ринулся к ней, и лишь оказавшись вблизи, увидел глубокие раны от осколков стекла на её лодыжке. Он взвалил её себе на руки, словно невесту, и понёс к лестнице. Едва оказавшись на узкой тропинке, ведущей вниз, к спасению, он услышал под собой треск. От внезапной острой боли в ноге он едва не уронил единственную спасённую. Ступенька сломалась под ним, заключив в капкан и пустив ему кровь. Она по инерции сделала несколько неловких шагов вниз: возможно опьянённая губительным тёмным дурманом, что выделял их враг, стремясь усыпить их и поймать.
— Беги! — крикнул ей Экко и тут же поперхнулся. Высохшее от жаркого воздуха горло невыносимо кололо. Едва удавалось урвать глоток отравленного воздуха, не то что говорить.
Он с трудом поднялся, вырвался из цепких лап ветхой ловушки. Слезящиеся глаза умоляли прикрыть их веками, всё его тело предательски просило его сдаться. Собрав остатки воли в кулак, он нашёл не самый лучший путь к спасению: окно. Прихрамывая, он набрал разбег. Чуть не сломал плечо об крепкие ставни. Поцелуй с землёй был ещё неприятнее. По пути вниз, он корил себя за то, что не поднялся на нужный ему уровень на глайдере. Глупый, глупый мальчик. Героизм возвышает, не правда ли? Но реальность рано или поздно возвращает тебя на землю. Чем выше взлёт – тем более падение. Банальная истина, особенно хорошо осознаваемая со звуком трескающихся костей. Его раненная нога. Его покалеченные рёбра. Всё напомнило о себе в гневном протесте против затеи спасать других.
Он вдохнул полной грудью, несмотря на кинжальные боли. Казалось, более чистым воздухом он никогда и не дышал в своей жизни. Тьма подступала к нему, сжимала его голову в тисках. Возможно, его собрат был прав. Надо было сказать ему об этом. Он принялся смотреть по сторонам, в поисках спасительной помощи и едкого: «Я же говорил» в глазах заботливого друга.
На него смотрела маска собаки. Белая личина в игривом оскале, а за ней – лишь пара торчащих ушек. Её владелец лежал на земле, громадная дубина лежала напротив него.
— Нет! — хотел выкрикнуть Экко, не веря своим глазам, с ужасом осознавая увиденное, но слова застряли в его горле.
Он исчерпал свой лимит в этот день, теперь ему предстояло молчать. Перед ним показалась пара начищенных сапог. Выглаженные синеватые брюки, золотая бляшка на кожаном ремне. Угловатый мундир, высокий воротник. Респиратор и защитные очки. По краю линз прекрасным оранжевым ореолом отражались пляшущие язычки. По центру – мальчик в белой маске, лежащий на земле. Жалкий и беззащитный. Экко успел лишь подумать, что это конец. Приклад ружья заслонил ему весь обзор, погрузив во тьму. Это, безусловно, был конец его битвы. Но война, настоящая война, их война – лишь только начиналась.
